— Пи-да-рас-тьи! Пи-да-рас-тьи! Ну кто так работать… Пи-да-рас-тьи!
Крепкого телосложения мужчина размеренно бился головой о пластиковую стену. Казалось: еще разок приложится, и мутно-белая панель брызнет острыми осколками в разные стороны.
Без стука открылась дверь, и внутрь засунулась сначала голова в широпокой шляпе, а потом влетел скам, получив напутственный тычок в спину.
— Бонд, ну какого хера! Сколько раз тебя учить: жестко в конце произносят, без размазни: "СЫ!" Слышишь, как звучит? "СЫ!" ПидараСЫ! И только так. После твоего Гарварда злоебучего должен уж был русский освоить, тем более с такой богатой практикой.
— На хуй, — неожиданно четко и без акцента ответил хозяин заваленной барахлом комнаты, хмурясь в сторону застывшего соляным столбом инопланетянина. — Что есть этот пидор?
— На работу шел. Пехом. От самых окраин.
— Пехьом?
— Ага. В километре подобрал, его уже присматривали, чтобы шкуру на мокасины пустить.
— О, да. Мокасины — гуд! — довольно оскалился бывший тайный агент и поставил блеснувший зеленым отливом сапог на стул перед собой. — Из твоих сделали, сносу нет.
Пока скам, сменивший расцветку на серую в крапинку, любовался чужой обувью, Фермер приоткрыл дверь крохотного холодильника и звенел стеклянной посудой.
— Слушай, Бонд, когда ты нормальной выпивкой обзаведешься, а? Уважаемый человек, бабла столько, что сможешь личное окно себе купить в Периметре. Так нет, какой-то просроченный "Гиннес" хлебаешь.
— Так, хитрый мудьяк, дверь закрыл быстра-да! — сапоги прогулялись до гостя, и дверца зло хлопнула, чуть не прищемив загребущие руки. — Ты аренда когда платить? Опять вчера?
— О, старая песня… Для друзей скидок нет, для друзей тарифы как для всех, с друзей три шкуры дерем, а как что — так "а не скатался бы Фермер в такую жопу, где и машину и голову оставить можно"… Привез я все, что просил, Чаку сгружают сейчас. Так что аренду я тебе отбил на полгода вперед.
— Все? — не поверил Бонд.
— Ага. И даже сверху, как ты просил… Мне бы пропуск для аборигена, на недельку. Он хвалится, что головастый, у звездолетов в жопе ковырялся. Глядишь, и опреснитель починит. Все равно, там половина деталей не местного производства…
— Пошли к Чаку, получишь пропуск.
— А самому — руки отвалятся пару строк черкнуть?
— Груз проверим, и пропуск получишь. Пошли… — хозяин был непреклонен.
— Ладно… — ловко приоткрыв холодильник, Фермер добыл крохотную бутылочку и обворожительно улыбнулся: — Жарко на улице, считай, типсы мне за доставку… А когда ругаться будешь — не забывай — концовка твердо звучит, тве-р-р-р-до! Пи-да-рАС! Му-дАК! Слышишь? АК! Будто гвозди заколачивают.
Развернув приятеля к двери, Бонд наподдал его легонько коленом под задницу и жестом отправил следом скама:
— Я и говорю — мудьяк, еп… И за пиво — вычту…
Молчавший все это время инопланетянин приоткрыл было рот, потом покосился на чужие сапоги и захлопнул пасть. Хер их поймет, хуманов. Может в самом деле — что ляпнешь, и пиздец. Дикий народ… Лишь бы работу дали.
Так, под бульканье быстро пустеющей бутылки, троица отправилась пересчитывать груз. А через час скам полюбовался на мутную фотографию, которую ему влепили на потертую бумажку-пропуск, и выучил первое слово, которое сопровождало его потом всю неделю:
— Бля-я-я-я…
Хозяйство Фермера спряталось ближе к личным складам Бонда. Пройдя через два забора с охраной, любитель свежего пива добрался до крошечной покосившейся будки, дверные петли которой были замотаны на огрызок проволоки.
— Дом, любимый дом. Здравствуй, Карлсон, дорогой, с возвращением домой… Ну и ты, жопа зубастая, заходи, гостем будешь.
В полумраке скаму удалось разглядеть, что все убранство так называемого дома состояло лишь из тяжелой чугунной крышки на бетонном полу. Подцепив за т-образную ручку люк, Фермер открыл черный зев колодца и загремел металлическими скобами, опускаясь во мрак. Из дыры гулко донеслось:
— Двери не забудь за собой закрыть, а то сквозит…
В подземелье зажглась лампочка, и гость последовал следом за хозяином. Правда, хвостатый механик не стал методично переставлять лапы, а просто сиганул следом. Выброшенные вперед конечности легонько пробренчали по железу и схватили воздух перед самым полом. Кто бы мог подумать, что какой-то вредитель нижние ступеньки выломал подчистую.
Бам! Сгромыхало о бетонный пол. Упавшему скаму добавило сверху тяжелым брезентовым мешком между лопаток. Как говорится, личный скарб приземлился удачнее хозяина. Повесив стетсон на вбитый под лампой костыль, мужчина с интересом посмотрел на расплющенную на полу фигуру, похожую на отпрепарированную лягушку, и поинтересовался:
— Слушай, ебанат, если ты так каждое утро на работу будешь ходить, то здоровье закончится очень быстро. Или у вас на пиздолетах только прыжками передвигаются? Прыжками? Ну, тогда привычки надо менять… Ладно, ты пока через жопу продышись, раз тушку сверху отбил, а я в теплицу пойду. Как глоток-другой кислорода освоишь, подтягивайся…
И потертая брезентовая жилетка белым пятном мелькнула дальше по короткому подземному коридору.
"Жопа зубастая" подтянулась только через полчаса. Видимо, недобрая гравитационная действительность хорошенько отбила внутренности десантника-самоучки. Приоткрыв тяжелую дверь в бункер, скам бочком просочился внутрь и замер на пороге, ошалело моргая выпученными глазами.
Небольшое помещение разительно отличалось от пыльной и замусоренной действительности снаружи. Над головой горели ровным желтоватым светом ряды плафонов. От потолка к полу тянулись веревочные сетки, завершая свое застывшее в воздухе падение в лотках с бурой стружкой. Всхлипывали распылители, щедро делясь дефицитной водой. И все свободное пространство было занято зеленью, зеленью и снова зеленью. Казалось, что, перешагнув через порог, ты воткнулся в непролазные джунгли, в которых лишь угадывались узкие петляющие лазы. Огурцы, помидоры, разноцветный перец и что-то трудноразличимое в зарослях — глаза просто разбегались… Хлебнув тяжелый влажный воздух, переполненный приторно-сладкими запахами, хвостатый здоровяк покрутился на крошечном пустом пяточке у входа, но так и не придумал, куда сунуть поклажу. Поднырнув под листья, вымахавшие размерам с хорошие лопухи, хозяин посмотрел на его мучения и вздохнул: